ссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссссс

©-copyright Внимание: все материалы в Интернет газете защищен авторским правом. Любая его перепечатка (в целостности или в частях) возможно только после согласования с редакцией Интернет-газеты.

 

День шестой - Москва

(17) Уже вечером, нарушив молчание по поводу происходящих событий и явно забегая вперёд расследования, все средства массовой информации сообщали о какой-то секте, которая пытается завоевать популярность и распространить своё влияние, фальсифицируя события, что и породило тревожные слухи среди населения. Правительство приняло меры. Над сектой установлен контроль, её незаконные действия пресечены, прокуратура возбудила дело.

Ни слова - об останках, но всем стало ясно, что именно это явление и подразумевается. Общественное мнение в который раз убедилось в поспешности своих выводов: оказывается, всё объясняется естественным образом. Поэтому оно, мнение,  успокоилось до утра.

Утром же было несколько будоражащих наблюдений. Кто-то видел, как куда-то увозили городских бомжей, кто-то видел большие машины, идущие со свалок, множество людей, в том числе и в форме. Это было, несомненно, связано с предшествующими событиями и разжигало острый интерес, но уже, скорее, не мистического, а политического порядка. Людям было интересно, кто и что за всем этим стоит.

День прошел относительно спокойно. В Сосновке местный священник отпел трупы умерших бомжей, которые потом куда-то погрузили и повезли.

- Сожгут, наверное! – предположили из толпы, наблюдавшей сие действие.

- Да зачем же сжигать-то после отпевания?

- А зачем тогда вообще было куда-то увозить? Здесь бы и похоронили.

Некоторые перекрестились. Дальше констатации фактов и несвязных гипотез фантазия отказывалась работать. Вечером и ночью тоже ничего особенного не случилось. Только солдаты, сжигавшие трупы, знали, что происходило что-то совсем неладное: трупы не горели. Их обливали бензином, бензин загорался, кожа человеческая обугливалась, но дальше этого дело не шло. Поэтому трупы были снова погружены в машины, и мрачная процессия двинулась в длинную дорогу к мартеновским печам, чтобы там и произвести сожжение.

 Самоуверенные чиновники, исполнявшие указы сверху, вынуждены были констатировать, что происходит нечто такое  незаурядное, что они, чиновники, вообще ничего стопроцентно гарантировать не могут, в том числе и сожжение в доменных печах. Поэтому их обычная самоуверенность стала перерастать  во внутреннюю тревогу, и в чиновничьих кабинетах нависла тяжелая напряженная атмосфера.

(25) Герман Лазарев, которому с содроганием сердца вынуждены были доложить о развитии событий, хотя всё время и орал на подчиненных, тоже уяснил себе нестандартность ситуации и впервые за несколько лет своего непрерывного восхождения во власти, испугался. Испугался Того, кто был гораздо выше и Германа Лазарева, и Премьера, и Президента вместе взятых. Того, кто выше Неба и Земли. Он вспомнил про Кислинского, человека трудной судьбы, бывшего офицера Российской армии, побывавшего в боях и в плену после одного из своих многочисленных ранений,  затем по каким-то своим мотивам бросивший армию и ставший одним из известнейших криминальных авторитетов России. Через какое-то время он отошел и от этого занятия, отошел так властно, что ему не посмели перечить его бывшие сообщники по криминалу. Тем не менее, Кислинскому пришлось отсидеть несколько лет в тюрьме за старые преступления.

Германа с ним  связывали старые отношения. В период пребывания Кислинского в криминале эти отношения были дезавуированы, прикрыты, а когда Герман Лазарев услышал от него, что земля рано или поздно перестанет принимать человеческие кости, он решил порвать с Кислинским раз и навсегда. И вот теперь Герман призадумался. Прокрутив несколько раз одни и те же мысли, Лазарев решил отыскать Кислинского. Но прежде он соберет всех этих колдунов, магов и прочую сволоту (которую раньше просто стер бы в их большинстве с лица Земли), чтобы выслушать их соображения. Ему стало противно оттого, что это сборище придется организовывать, но кто еще может сказать нечто разумное по поводу случившегося? - утопающий за соломинку хватается.

Уже через час Лазареву сообщили, что следы Кислинского затерялись в матушке России и поиск его займет немало времени. Что же касается магов, то все они на учёте - осталось составить список приглашаемых на встречу.

Может, сначала - Григорий Градов? – подумал про себя Лазарев.

Незаурядный человек, сидевший в застенках РЦПР, был симпатичен ему.  Во всемогущие способности его Лазарев, конечно, не верил (да и какие они всемогущие, если их владелец сидит в камере) – но какие-то способности у этого академика РАЕН, несомненно, были, что отличало его от тех, кого Лазарев считал простыми шарлатанами. И в этом таилась определенная опасность, поскольку помимо особых способностей Градов обладал и большой независимостью суждений и поступков. С другой стороны, своим острым чутьем Лазарев чувствовал, что Градов может ему когда-нибудь  пригодиться. Но всему свое время. Сейчас Градов должен сидеть – и он сидел. Сидеть, чтобы не мешать ему, Герману. Сидеть, чтобы не быть уничтоженным противниками Лазарева, которые боялись даже не столько Градова и его воззрений – их они и понять не могли - сколько возможного сотрудничества последнего с Лазаревым. Поэтому  охотились они за Градовым весьма отчаянно.

Что касается всех этих компроматов, придуманных продажными и шизофреничными писаками, работающими исключительно на заказ, то Лазарев на полпроцента им не верил. Но что-то еще тянуло его к Градову, какая-то личная внутренняя симпатия – таких симпатий у Лазарева наблюдалось мало. У него был даже порыв встретиться с Градовым, но он удержал себя от этого шага, полагая его преждевременным. Единственное, что он сделал для этого человека, так это приказал своим сподручным быть с ним предельно тактичными и доброжелательными. Сейчас стало воочию ясно, что, арестовав   Градова, он спас его от разъяренной стаи, взявшей след. Собственный поступок льстил Лазареву.

 День второй - Антикосмос

(26) В зияющей, ни с чем несравнимой пустоте  Антикосмоса, лишенного звезд или каких-либо иных светил, плыл мрачный Замок-шастр, освещаемый багровыми всполохами. Они вырывались из замка, и взору самых далеких безжизненных пространств открывались его многочисленные острые башни, а сам Шастр казался  колоссом, подчинившим себе весь антикосмос.  И какой бы ужасной не казалась вопиющая безжизненность пустоты, приближение любого существа к Шастру, размеры которого становились всё более  исполинскими и  подавляющими по мере приближения, было исполнено чувства леденящего ужаса и собственного  ничтожества. Чувство становилось невыносимым, раздирало душу на бесчисленное множество кричащих обезумевших атомов.

Никто из тех, кто находился сейчас  в Шастре, не имел ни малейшего представления ни о внутренней конструкции этого необычного строения (его коридорах и потайных ходах, его вместилищах и залах), ни об его истинных размерах.. И только сам властитель Тьмы, хозяин Шастра, точное месторасположение которого в Шастре  было неведомо даже для его служителей, один мог всё видеть и всему внимать, что происходило в тайниках этой структуры.

В зале канцлера находились трое: канцлер и координаторы.  Три черные, человеческие по виду сущности, похожие на рельефные тени, восседали на мраморных стульях перед шестиугольным мраморным столом в центре зала. С шарообразного свода, на котором мигали три шестерки, исходил слабый мерцающий свет. Ниспадая на стол, он  заставлял его  поблескивать мертвенным цветом. Так было всегда, пока не появлялся Хозяин. Появлялся он очень редко, и никто не знал, когда это произойдет. Но непосредственно перед его приходом три шестерки становились багровыми, из них вырывалось пламя, которое пронзало зал и обжигало присутствующих, приводя их в состояние благоволения и темного восторга.

– Начнем, – это были слова канцлера, обращенные к координаторам. – Как положение на Земле?

– Мы достигли больших успехов. Человечество идет навстречу и делает большую часть работы. Мы лишь намекаем, – ответил первый координатор.

– Мы сделали хороший посев. Страсти – прекрасный материал, но он не идеален. Необходимо приложить больше усилий.  Божественные заповеди – они уничтожены? – вопрошал канцлер.

– Лишь десять процентов воспринимают заповеди, другие воспринимают их имитацию.

– Установка: не десять, а ноль процентов!

– Этого мы не смогли сделать, – ответил второй координатор. – Пока это неприступный бастион.

– Конечно. Его охраняет Тот, имя которого мы не можем произносить. Но лишь Взятие бастиона  будет последним ударом по его Сыну. Изложите достигнутое подробнее.

– Заповедь "Не убий". Сначала мы уничтожили её универсальную составляющую. Люди поняли, что заповедь имеет оговорки. Сначала в оговорки попал весь животный мир…

– Но это было давно. Есть здесь что-то новое?

– Раньше убивали животных из-за голода и страха. Теперь это носит системный характер. Антисанитария, например. Градостроительство. Чистота улиц. Медицинские опыты. Развлечения с животными. Всё это требует уничтожения животного и растительного мира.

– Прекрасно! Дальше!

– Оговорки распространилась и на людей… В последнее время произошли качественные сдвиги. Введены новые мотивы убийства, но главное наше достижение – скрытые убийства. Например, людей лишают лекарств, денег, жилища. Бомжи, пенсионеры, инвалиды, хронические больные – это уже узаконенные категории для таких действий. Или, напротив, снабжают водкой, наркотиками и другими опасными вещами. Их сажают на испорченный самолет, их облучают электромагнитными волнами, их кормят генетическими модифицированной продукцией.  Вроде бы никто не убивает, а люди мрут. Это одобряется и государством, и обществом.

– Всё?

– Мы пойдем дальше. Больницы - только для избранных, дети – только для избранных…

– Достаточно. Как с другими заповедями?

– Заповедь "Не прелюбодействуй" – здесь мы добились разносторонних успехов. Традиционная ориентация растратила свои силы и потеряла ориентиры. Пока шла война с однополыми браками, в стане двуполых воцарились Содом и Гоморра. Дочери выходят замуж за отцов, братья насилуют сестер. Распространяется детский секс.

– Вы оправдали наши ожидания.

– Мы начали инициировать и другие вкусовые различия: для одних коллективные браки, для других он-лайн секс. И последнее достижение – с помощью гормональной терапии превращать человека в двуполое или бесполое существо. Также – клонирование, почкование и тому подобное. Уже есть желающие. Тех, кто не хочет нарушать заповедь, мы поймали в другой капкан – отрицание семейной жизни. Этим мы заплутали и Церковь, и общество.

– Замечательно. Что ещё?

– Понятие о Божественной истине – дискредитировано глубже других. Никто не говорит правды: ни простые люди, ни СМИ, ни политики.

– А церковь? А "десять процентов"?

– Церковные иерархи – под нашим влиянием, канцлер. Люди лишены Божественной веры – вера для них лишь часть  общественного этикета, не более. Но десять процентов упорствуют и здесь.

– Насколько продвинулась наша вторая цель?

– Число управляемых нами достигло 66,6%. Задание выполнено. Мы еще должны заявить, о канцлер его Всемогущества, что Земля устала. Она стала выбрасывать человеческие трупы и кости. Раздор между человеком и Землей очевиден.

– Что ж, это нужная нам новость. Земля защищается, а мы пойдем в наступление. Даже самые лучшие умы человечества не поймут, что происходит.

Канцлер вытянул вверх руку в знак сообщности с Люцифером:

– Ваша работа будет рассмотрена Люцифером. Он оценит её. А сейчас главное. Наши курьеры сообщают об академике Градове и его успехах. Вам известно, какую опасность он представляет для наших Планов?

– Академик Градов изолирован и скомпрометирован. Общество от него отвернулось. Большинство призывает линчевать его.

– По нашим данным этого недостаточно. За последнюю неделю число сторонников Градова выросло на 40 человек. А что будет дальше? Тот, имя которого мы не можем произносить, не дремлет. Итог: число управляемых нами достигло нужной отметки, а Градов еще только разворачивает свои знамена. Поэтому объявляю:  приближается час Х.

– В этом плане всё готово, сэр! Но десять заповедей…

– Раздался страшный гул, сопровождающийся громом. Казалось, что Шастр или даже весь Антикосмос раздирает какая-то чудовищная сила. И вот восторженный звериный вой пронзил  Шастр и возвестил о явлении Хозяина. Шестерки в зале полыхнули огнем, канцлер и координаторы, опаленные, упали ниц. Стены раздвинулись, и семиголовое чудовище появилось в разъеме. Несколько минут благоговейного молчания, только огонь, выдыхаемый из семи голов  – дыхание самого Дьявола – создавал величественную и торжественную симфонию сил Зла, собирающих свои силы для нападения. Раздался хохот, и молодой красавец выпрыгнул из центральной пасти. Чудовище растворилось в воздухе, проем замкнулся, и молодой красавец легко подбежал к лежащим и пихнул их ногой.

– Вот и я! Садитесь!

Все поднялись и сели на свои стулья, а молодой человек вспрыгнул на стол:

– Итак?! Всё хорошо? Нет, не всё хорошо. Десять заповедей и десять процентов – это предательство – но с этим мы разберемся позже.

Молодой человек игриво засмеялся.

– Да-да, подонки, это я, Хозяин! Сегодня праздник, и я решил предстать перед Вами вот так. Когда наша монада пройдет все круги Ада на Земле, она явится на Землю вот в таком виде.

Канцлер и координаторы подняли головы и с удивлением посмотрели на Хозяина.

– Нет, нет, час Х не откладывается. Только разве кто-нибудь, кроме меня, знает, что такое час Х? Так как же вы можете судить о нем?

И он ткнул ногой канцлера. Тот упал. И веселым вкрадчивым голосом Хозяин в образе молодого человека продолжал:

- Поднимайся, приятель! Час Х – сразу же после моего ухода. Мы, и в самом деле, не можем откладывать, а все издержки – на вас!

- Мы готовы!

- С людишками быть беспощадными! Со всеми! Это они поссорили нас с Ним!

- Никаких исключений?

- Никаких! А нашей избранной монадой я займусь сам. Пусть проходит круги Ада вместе со всеми.

В зале засверкало. Канцлер и координаторы остались одни.

 День шестой - Москва

 (27) Лазарев позвонил по срочной связи и приказал вызвать Градова, заключенного № 3737.

Через несколько минут Лазареву доложили, что заключенного №3737 в камере нет.

- Что значит, в камере нет?

- Его нет к камере, его нет нигде, Герман Павлович.

- Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?! – закричал Лазарев.

- Но мы не знаем в чём дело, - растерянно отвечали на противоположном конце провода.

- Руководителей всех служб отдела ко мне! Немедленно!– Лазарев стукнул по столу.

"Исчез, растворился? Телепортация?! – могло ли такое быть?" – спрашивал кто-то у Лазарева в его голове.  Не могла бы так сразу возникнуть в голове Лазарева мысль о телепортации, если бы не события последних дней. Но сейчас, на их фоне, эта мысль возникла и немало удивила Лазарева, прежде чем он выбросил её из своего разума. Так что же произошло? Похитили! Заговор?... Или все-таки чертова телепортация, способностью к которой, по утверждению сторонников Градова, тот  обладал!?... – опять возвратилась эта навязчивая мысль. Да нет же! Проще допустить, что кто-то земной работал за спиной Лазарева против него. Это могло быть делом рук тех, кто похитил у Лазарева жену и детей. И до сих пор никакой зацепки по поводу похищения – это была его постоянная головная боль и величайший позор для него лично и для его всесильного РПЦР. Враг был рядом, он проник в его ведомство, но откуда? Демократы, ЦРУ, инопланетные прищельцы – какая чушь! Если кто это и мог сделать, это Альберт Камневский - вторая сильная личность в государстве – исполнявшая роль премьер-министра и метившая в Президенты.

О скрытом противостоянии этих двух людей, знали только они сами и догадывались самые влиятельные их подчиненные. Противостояние же было не на жизнь, а на смерть. Что касается Президента, то формально они подчинялись ему, и, конечно же, именно поэтому в их противостоянии он играл весьма существенную, почти ключевую роль. На этом все его государственные функции  заканчивались - этот человек был всего лишь разменной монетой в руках двух игроков.

Все логично, но что-то не давало Лазареву покоя. Логика не срабатывала в течение последних шести дней, и в данном конкретном случае она не казалась ему совершенно безупречной и всесильной, как было до всех этих непонятных событий.

Через полчаса все вызванные явились, кроме одного офицера, который раз в сутки общался с  Градовым, передавая ему пищу и спрашивая о самочувствии.

- Почему нет офицера Алексеева? – это был первый вопрос Лазарева.

- Он тоже исчез, его нет ни дома, ни на работе.

- Почему я должен из Вас вытягивать информацию? Рапорт сюда…., - ему передали рапорт, - Я не вижу здесь ясности: когда в последний раз наблюдали Градова, где семья Алексеева? Вы что, первый день работаете в ЦРСУ, или на вас порчу навели?

- Извините, мо мною всё нормально, - невпопад выпалил начальник тюрьмы, схватившись  за голову.

Начальник тюрьмы  чувствовал себя не совсем нормально, какая-то тяжесть навалилась на него и затянула сознание туманной пеленой.

- Я вижу, как нормально!

- Семьи у Алексеева нет и родных – тоже. - … А Градова последний раз наблюдали месяц назад в медкабинете.

- Пропадает работник ЦРСУ… Вы понимаете, что это значит? А завтра исчезнет и Ваш начальник, а Вы будете гундосить себе что-то под нос?! Что с Вами происходит? Расстреляю!..

Обычно Лазарев такие фразы на ветер не бросал. Сказал "расстреляю", значит, через несколько часов расстреляет. У всех выступил холодный пот на лбу.

– Значит, всё "общение" проходило через Алексеева, и Вы даже не знаете, когда исчез Градов? Первый день работаете?! Может, кто-нибудь мне объяснит, что происходит? Каким образом высокие профессионалы превращаются в тупоголовых новобранцев?

В холодном поту все молчат. Ощущение такое, что никто не понимает, что происходит и в их ведомстве, и с ними лично.

"Не исключено психотронное воздействие со стороны Градова или его сторонников. Или это воздействие происходящих событий. Или это то и другое", -   размышлял Лазарев. Он встал и резко прошелся по кабинету. Снова сел.

- Продолжайте…

- Но у Алексеева не было возможности вывести Градова из камеры, тем более из …

- У Градова была такая возможность, у Градова была, - не выдержал Лазарев. – Всех на медико-психиатрическое обследование, - приказал он.

"Какой глупый прокол. Какая некомпетентность". Он разозлился на себя (в случае с Градовым он был обязан вникнуть в детали!!!)  и изо всех сил стукнул кулаком по мраморному столу, возле которого находился. Резкая боль в руке вернула ему самообладание.

- Соберите всех, кто может быть чем-либо полезен в этом вопросе: ученых, представителей церкви, монахов, аномальщиков, колдунов, магов –  всех, кто только сможет открыть рот по этой проблеме. Признанных, непризнанных…. Идите и работайте, а обследование, почище психиатрического, я вам потом устрою! Не вздумайте допустить хотя бы одну оплошность.

Проблемы росли как снежный ком, превращаясь в лавину, которая была готова похоронить под собою не только его, Лазарева, но и всю Россию. Впервые у него появилось сомнение в том, что он сможет справиться с этими проблемами.

Часов через пять, вызванные ученые, "маги", представители других структур были собраны в зале для совещаний.

 День второй – Жигулевская Лука

(28) Тем временем Иван Дементьев пришел в себя. Осознав реальность, он вздрогнул всем телом. Судороги стали ломать его. Большим усилием воли ему удалось их остановить. Увиденное не было сном. Это было более, чем реальность – обнаженная реальность бытия. Нет, нет – обнаженная реальность Небытия. А Христос, Бог? Они же были?! Есть?! Есть, конечно. Он же, Иван, родился вопреки Небытию! Значит, Бог есть. А он – не просто Иван – он Иоанн. Иоанн Предтеча – брат ему по имени. Жизнь есть, будет, не умрет! Не всё потеряно! Не всё! Есть любовь, есть любимая женщина, любимый сын!

Эти мысли заставили его подняться, превозмочь страх. Иван достал мобильник, нажал кнопку вызова. Сейчас он позвонит Анатолию – узнает, как там.

В трубке раздались дикие глосса, отрывки фраз и издевательский, ни с чем несравнимый хохот.

Волна страха снова захлестнула Ивана – страха за всех близких ему. Он набрал номер жены – то же самое! Он набрал еще два номера – всё повторилось.

"Нет, нет, нет! Не выйдет! Не получится!" – Иван закричал, бросая вызов самому Сатане. И теперь уже понял, что больше не боится его! Не боится! У него есть что защищать и за что драться.

Несколько адских птиц повторили атаку. Иван перекрестился, схватил здоровую палку, лежавшую рядом, и взмахнул ею. С криком бросился за птицами. Кажется, помогло – они его оставили.

Перекрестившись еще несколько раз (в жизни ему никогда не приходилось делать этого, разве лишь в церкви, соблюдая общепринятые нормы), вложив в этот крест всю силу, полученную им сейчас неизвестно откуда, может, от Иоанна Предтечи, Иван пошел. Нужно выйти из леса, затем - по шоссе. Скорее всего, никаких  машин не будет – так ему казалось. Он пойдет пешком! А с близкими – не смейте! Не смейте делать им плохо! "Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, защити их, Землю и меня от этой напасти. Помоги нам  выиграть этот бой!"

В этот момент в сознание проник чужой голос:

- Почему Господь, от  которого вы все отвернулись, должен помогать вам? Он оставил вас, как и вы Его. Теперь вы в моей власти.

- Не все отвернулись! Я только что пришел к нему.

- Поздно! Из-за страха ты обращаешься к нему! Не поверит Он тебе!

- В моем страхе любовь! Из-за любви, а не из-за страха!

Голос ничего больше не ответил.

Иван вышел на шоссе. Перед ним  - поле костей, покрывших пространство впереди. Это уже не удивило и не напугало Ивана. Он побывал на самом дне ужаса и теперь поднялся не для того, чтобы вновь поддаться страху. Приблизившись к груде костей, Иван молился. По-настоящему, по-христиански и одновременно по-своему, от себя – как будто бы молитвенное состояние было давнишним и постоянным состоянием души.

Он помолился за ушедших в мир иной, чьи кости оказались на поверхности:

- Я не знаю, почему вы здесь? Но вы были людьми, вы любили, и было в вас светлое начало. За него я и молюсь. Пусть смилуется Господь над вами и надо мною. Пусть простит всех, кто забыл о нем, ушел, но вернулся, принеся ему любящее больное сердце. Пусть поможет он всем честным людям противостоять злу.

И он продолжал:

- Простите меня, ушедшие! Мы, живые, всегда ходим как будто по земле, а, по сути – по костям. И мне не первый раз это делать. Сейчас я снова пройду по костям, открытым костям, но уже в полном сознании того, что делаю. Не из-за равнодушия, а из необходимости спасти близких. Другого пути   у меня нет. Простите! Господи, дай мне силы и возможность сделать это.

И он пошел, пошел осторожно, стараясь причинить лежащим останкам как можно меньше вреда. "Вот и раньше нужно было бы так ходить по земле".

Стало темнеть. Наконец он вышел на свободное шоссе. Перед ним предстала его служебная машина и лежащий возле неё Анатолий. Иван подбежал к нему. Схватил запястье, чтобы прощупать пульс. Пульс был слабый,  неровный.

Жив! Так вот, значит, как! А Иван рассчитывал, что Анатолий уже дома, со своей и его, Ивана, семьей. Нужно спешить.

- Толя! Очнись! Это я, Иван! Толя!

Анатолий застонал и открыл глаза. Гримаса ужаса изобразилась на его лице, словно увидел привидение.

- А-а-а! – Анатолий судорожно заслонил свое лицо руками, пытаясь защититься от того, кто сейчас стоял перед ним.

Иван видел обращенные к нему ладони и понял, что Анатолий принял его не за Ивана, а за кого-то другого, прячущегося за облик Ивана.

- Не трогай меня, ты не Иван!

- Я Иван, Иван! Это тот был не Иван. А я Иван. Я, как и ты, попал в переделку. Но мы выберемся. Оба выберемся.

Иван взял его за руки, но тот с криком: "Помогите!" - стал вырываться.

- Ты мне не веришь? Хорошо. Я больше не буду тебя трогать. Я сейчас сяду в машину и поеду. Я должен защитить свою семью и твою тоже. А ты выбирай: поехать со мной, или оставаться здесь.

С этими словами Иван отошел от Анатолия, сел в машину и тронул её с места.

- Стой! – Анатолий приподнялся с земли. – Стой! Я с тобой! Прости, я ведь видел тебя: ты останавливал машину, а потом превратился в скелет. Прости, я поеду.

- Это я, Иван, Иоанн. Потрогай меня. Не бойся. Вот видишь, я крещусь, – и Иван перекрестился, - призраки этого не могут. Дотронься!

Анатолий сжал его запястье:

- Теперь я вижу, что это ты. Я не думал, что могу так напугаться. Ты таким меня не знал.

- Не знал.  Я и себя не знал. И то, что  сила в нас есть – тоже не всегда знаем.

Иван развернул машину.

- Но дальше пути нет, я ехал туда гораздо больше, чем нужно. Тут всё другое. Совсем другая местность. Посмотри, Глонасс не работает. Ни сила наша, ни смелость, пожалуй, нам не помогут. Посмотри на ту гору. Её же нет и быть не может среди Жигулевских гор.

- Ты хочешь сказать, мы в преисподней?

- Не знаю. Но если – горы костей, то почему бы и нет? Система Глонасс не работает, мобильники тоже.

- Может, ты и прав, но… Сдаться?!. Еще попробуем вперед… Не получится – тогда уже назад, через кости – в Зольное. Там же люди есть, поселок целый – кто-нибудь да остался. В крайнем случае, по берегу Волги – до Ширяева. Уж Волга нас не подведет, это тебе не шоссе! – как можно более оптимистично попытался закончить Иван.

- По костям?!

- Мы по костям постоянно ходим – я это понял. Важно лишь, зачем.

Анатолий, было, замешкался:

- Пусть так, но если по берегу хода нет?

- Там, где нет, - вплавь пойдем. Это выбора у нас с  тобою нет, Анатолий!

Машина тронулась. Через полчаса оказалось, что Анатолий абсолютно прав относительно дороги – вела она в никуда…

- Поехали назад, - и Иван снова развернул машину, – горючего не так уж много осталось.

- Если получится "назад".

А что можно было предпринять в этой ситуации?

Горючее закончилось метров за триста до того места, где начинались кости. Было уже совсем темно. Взяли рюкзаки.

- Перекусим немного, посильнее будем - сказал Иван, - потом будет не до этого.

Перекусили. Иван повторил вслух всё, что он говорил первый раз, вступая на чужие кости. Правда, на этот раз он имел в виду не только себя, но и Анатолия. Потом и тому посоветовал:

- Перекрестись и помолись про себя.

Анатолий не стал перечить и выполнил всё, как сказал Иван.

- Пошли!

Физическая усталость и психическое перенапряжение давали себя знать. Но они шли. Молча, не жалуясь, не чертыхаясь.

Наконец-то появился знакомый отрезок пути, да еще свободный от костей. Так они возвращались в знакомые места. Еще немного – и Зольное. Не рассчитывая на лучшее, они ожидали увидеть село в кромешной темноте, тем более, что была глубокая ночь. К их радости, в Зольном мерцали огоньки – фонари на улицах.

- Вот тебе и преисподняя! – воскликнул Анатолий.

Подошли к домику Серафимовского. Лесник должен быть дома. Спит, конечно, - если только всё в порядке. Домик был красивый, ухоженный, как и большинство домиков в Зольном. Стали звонить. Хозяин проснулся не сразу. Вышел.

- А, это Вы! Где Вас черти по ночам носят? Тут ваши жены названивали, что-то совсем ужасное придумали. 

- Есть связь?

- Да только что появилась. Какие-то перебои были – никто не знает, почему. Некоторые даже в панику вдарились. Говорят, какие-то голоса слышали.

- А ты сам слышал?

- Э, братцы! Вы же меня знаете. Когда в город езжу, я еще какие голоса слышу!

Серафимовский любил выпить и, конечно, каких только голосов не наслушался по пьяни.

Иван и Анатолий выхватили свои мобильники.

- А что ты женщинам сказал, когда тебе звонили?

- Сказал, что у нас ЧП не бывает, ну и голоса вражеские разоблачил. Серафимовского в залог поставил, что всё хорошо.

Умел Серафимовский баб убеждать.

Иван дозвонился сразу.

- Ваня, что с тобой?

- Всё нормально, а как у Вас?

- А тут у нас такое было!

- Что у Вас было?

- Димочка что-то предчувствовал и я тоже. А потом с телефонами неладное творилось, да Серафимовский всё объяснил.

- А я-то думал… - ну хорошо, что у Вас всё в порядке. Сейчас мы к Вам двинемся.

- А вы где?

- У Серафимовского.

- У него оставайтесь, переночуете. А утром светло будет – тогда и поедете. Ой, переволновалась я, Ваня. Не хочу еще раз волноваться.

- Ладно, ладно, - успокоил её Иван, решив, тем не менее, немедленно отправиться в путь.  Он-то понимал, что вовсе ничего не наладилось  и готовится что-то неладное.

Переговорил со своими и Анатолий. И тоже, как мог, успокоил их.

Стали собираться.

- Вы куда? - Серафимовский снял ружье и наставил на них. – Немедленно в постель. Я и так из-за вас перенервничал. Чего мне стоило убедить ваших жен. Собрался броситься вас искать, да хмельная голова подвела – уснул. Не хочу больше никаких переживаний.

Стрельнул в потолок.

- Нам  нужно!

- Да, нам нужно, - подтвердил Анатолий.

- Ну и хрен с Вами!

- Слушай, дружище! Мы сейчас пойдем, а ты будь внимателен и осторожен. Мы сами не знаем, что происходит, но происходит что-то нехорошее. Постарайся быть на связи.

- Не смешите меня, старого хрена. Что, так серьезно?

- Серьезней, Степаныч, не бывает. Сейчас у тебя голова хмельная – не поймешь. А утром постараемся дать тебе информацию, если нас не опередят. И еще: в лес ни ногой. И другим скажи.

- Я же лесничий, Вы о чём?

- Это приказ.

- Это я должен приказывать!

- Всё изменилось, Степаныч. Это приказ, и это не шутка!

Степаныч сел на кровать, опустил ружье.

- Что-то нехорошо мне. Возможно, и не  мерещилось, а видел я это наяву...

- Что именно?

- А ну Вас, к … матери!

Серафимовский встал и вышел в другую комнату.

- До встречи, Степаныч! Держись!

 

 

Продолжение в следующих эпизодах

 

©-copyright Внимание: все материалы в Интернет газете защищен авторским правом. Любая его перепечатка (в целостности или в частях) возможно только после согласования с редакцией Интернет-газеты.

 

 

 

Иллюстрация Царевой Ирины

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Иллюстрация Царевой Ирины

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Иллюстрация Царевой Ирины

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Иллюстрация Царевой Ирины

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Иллюстрация Царевой Ирины

 

 

 

 

 

 

 

 

Иллюстрация Царевой Ирины

 

 

 

 

 

 

 

Иллюстрация Царевой Ирины

 

 

 

 

 

 

 

Иллюстрация Царевой Ирины

 

 

 

 

 

 

 

Иллюстрация Царевой Ирины

 

 

 

 

 

 

 

 

Иллюстрация Царевой Ирины

 

 

 

 

 

 

 

 

Иллюстрация Царевой Ирины